Персона дня: Сергей Гутцайт. Предприниматель и меценат. Живут же люди: Сергей Гутцайт Предприниматель дмитрий гутцайт сын его

25/12/2015

Петербургский ресторатор Сергей ГУТЦАЙТ любит ставить эксперименты. В туристической деревне Мандроги поначалу строил коммунизм. Частную школу имени Горчакова организовывал так, чтобы была она похожа на Царскосельский лицей, но бесплатный. Сейчас в Крыму занимается виноградниками и лавандовыми полями – говорит, из чистого альтруизма.

И тем не менее любовь к экспериментам у Гутцайта удивительным образом сочетается с рентабельностью бизнеса. Как это у него выходит? - выяснял «Город 812».

- Зачем вам собственная школа нужна? В этом прагматический смысл есть?
- Большинство людей участвуют в жизни города, страны или, если хотите, мира на нулевом уровне. А мне не хочется быть нулевым гражданином. Кто-то сказал мне: «Самое эффективное вложение денег - в образование». Мне показалось, что это аксиома.

- Но у вас ведь были изначальные представления о том, какой эта школа должна быть?
- Изначально у меня вообще не было никаких мыслей. Просто я понимал, что правильно тратить свои силы на образование. Не на здравоохранение, не на экологию, а на образование и культуру. Потом следующий этап: какой должна быть школа? Первая моя мысль - что это должна быть школа для детей без родителей. Я поговорил с людьми из этой сферы, они сказали: «Ничего не получится. Если ты хочешь, чтобы там воспитывались не обыватели, чтобы появился шанс на результат, то дети-сироты не подойдут. Их нужно адаптировать, а ты хочешь другого». Поэтому еще до открытия школы я понимал, что надо работать над тем, чтобы качество семьи-партнера через пятьдесят лет достигло уровня лучших английских школ, где желающих учиться много, а реальные шансы только у тех, чьи отцы и деды окончили эту школу.

Раньше обучение в вашей школе было бесплатным. А теперь вы берете за учебу деньги. То есть концепция поменялась - стала школа для обеспеченных мальчиков?
- Первые десять лет в школе вообще не было оплаты. И это была принципиальная позиция, а потом я понял, что это иллюзия, потому что дети плохо учились. Я говорил учителям: «Вы виноваты - вы не заинтересовали ребенка». А потом понял: все, что достается бесплатно, не ценится.

Но это и сейчас не коммерческий проект, оплаты как таковой в школе нет. Есть себестоимость. Есть семьи, которые готовы гасить себестоимость, есть которые не готовы. Тем семьям, которые не могут погасить себестоимость, мы говорим: «Хорошо, мы прокредитуем вас. Вы будете платить не полностью, а частично, но это должна быть значительная часть от общей суммы. И вы берете на себя обязательство, что недоплаченные деньги вы потом выплатите».

- А сколько денег надо платить?
- Это зависит от количества учеников. В прошлом году было 70 тысяч рублей в месяц, в этом - 84 тысячи. То есть примерно один миллион в год.

- Для всех одинаковая оплата или зависит от доходов семьи?
- Сначала мы попытались создать модель, в которой оплата зависела бы от доходов семьи. Но потом я, к сожалению, понял, что принимаю желаемое за действительное. Опять я думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле.

- Миллион рублей в год - это же дорого! Получается, в школе у вас имущественный ценз.
- Нет никакого ценза. Миллион - это не дорого и не дешево, это ровно столько, сколько это стоит. Если семья хочет дать ребенку хорошее образование, но денег на это нет и на вторую работу ради этого идти не хочется, значит, семья не очень ценит либо своего ребенка, либо его образование. Понимаете, отдав ребенка в нашу школу, родители перестают тратиться на него. Оплата ведь не только за учебу, но и за пансион и питание.

Есть всеобщее убеждение, что у Гутцайта благотворительный проект: в школу набирают талантливых детей и учат их. А сейчас получается другая история.
- Абсолютно другая. Никто толком не понимает, что это за школа.
- Разве это не реинкарнация лицея?
- Да, такой тезис мы употребляем: современная версия Царскосельского лицея. В чем, собственно, она заключается? В школе учатся только мальчики, набор проходит не каждый год, и дается широкое образование.

Одна преподавательница как-то высказала очень интересную мысль. Есть четыре степени ответственности. Самая низкая - это, условно говоря, бомж, которому налей что-нибудь, скажи: «Это алкоголь» - он выпьет. Вторая степень - это обыватель. Он еще подумает, пить или не пить, не станет гадить в своем подъезде, но нагадит в чужом. Ему все равно, что будет в другом городе или на соседней улице, - такой вот узкий кругозор небезразличия. Еще более высокий уровень - гражданин, который думает не только о своем подъезде или городе, но и о соседнем городе и вообще о стране. Но самый высокий уровень - это аристос, аристократ, которому не все равно, что происходит не только в его стране, но и в Африке, где дети гибнут.

Я хотел бы, чтобы выпускники нашей школы уж точно не были бомжами, но и чтобы было как можно меньше людей с обывательским мироощущением. Хотелось бы, чтобы человек, который семь лет провел в нашей школе, мыслил хотя бы как гражданин.

- Конфликты у вас есть с учителями?
- Постоянно. Все то время, что существует школа, это один постоянный перманентный конфликт. Но конфликт дает результат. Слово «конфликт» вообще очень хорошее. Смотря что вы вкладываете в это слово. Например, у нас конфликт со всем миром или с большинством стран мира - это одна ситуация. Он деструктивный. А конфликт, который в нашей школе, я считаю, наоборот, совершенно нормальный.

- А из-за чего конфликтуете?
- Например, я считаю, что каждый учитель в школе имени Горчакова должен посещать уроки других учителей. Мне говорят: «Да не нужно это, зачем?»

- Зачем это нужно?
- Это обмен опытом, наблюдение за тем, как кто-то делает свою работу лучше, чем ты. Или, наоборот, хуже, и ты видишь, как кто-то делает ошибки, а потом ему на это намекаешь и помогаешь.

- Девочек не берете потому, что у Пушкина в лицее их не было?
- Во-первых, да. Во-вторых, школа очень маленькая, совместное проживание довольно проблематично. Частная школа с совместным обучением - это не то, во что я хочу вкладывать деньги. А какие там плюсы? То, что мальчики научатся общаться с девочками? Наши тоже умеют, у нас есть обязательные уроки танцев, куда приглашаются девочки. Что еще дает совместное обучение? Девочки научатся ругаться матом и курить - зачем мне это нужно? Потом, они же по-разному развиваются. Раздельное обучение более эффективно.

- А родители или ученики чем-то бывают недовольны?
- Полгода назад у нас из старшего класса ушли шесть человек. Основная причина - они хотят свободы, которую школа им не дает. Слишком жесткие правила. Надо вставать каждое утро на зарядку, а они считают, что не надо. Нельзя опаздывать на уроки, а они считают, что можно.
- Пишут, что у вас на школу уходит примерно один миллион долларов в год.
- Если в долларах, то сейчас меньше, примерно полмиллиона. Бюджет школы - 32 миллиона рублей. Теперь школа стала частично платной, поэтому процентов 25-30 погашают родители. Может быть, с этого года, когда мы набрали новый класс, уже 50% будут оплачивать родители. Лично моей компании школа миллионов в 15-20 обходится.

- И все это на доходы от ресторанов? А считается, что ресторанный бизнес малоприбыльный.
- У меня десять ресторанов. Деревня Мандроги. Да, я трачу на школу существенную часть своих доходов. Когда мне не хватает денег, я беру их в долг - дешевые кредиты у своих друзей.

Ваши рестораны хвалят. Как вам удается сохранять их качество? Обычно ресторан год-два держится - а потом наступает упадок.
- Я создаю такие рестораны, где была бы хорошая атмосфера среди людей, которые в нем работают. Чтобы получалась команда. Я же открываю новые рестораны не для того, чтобы больше заработать, а я для того, чтобы дать рост людям, которые у меня работают. Это и есть первоочередная задача.

Сейчас в Ялте у меня откроется новый ресторан. Он будет на продуктовом рынке, и туда, может быть, будет ходить один человек из тысячи. Основная концепция нового места такая: в этом ресторане вы сможете попробовать те блюда, которых вы больше нигде не поедите. Ведь что делает обычный ресторатор? Он в первую очередь включает в меню те блюда, которые берет каждый второй, чтобы зарабатывать деньги. Я же делаю все наоборот: если есть один из тысячи, который хочет съесть что-то такое, чего нигде больше нет, то мне интересно сделать именно такое блюдо.

- Но доход ресторана обеспечивает поток клиентов, разве нет?
- Я не думаю о доходе. Я могу позволить себе сделать не тот ресторан, который приносит прибыль. Более того, я уверен, что первый год, а то и больше, ресторан будет убыточным, но я считаю, что в свои 64 года могу сделать себе такой подарок: сделать не то, что приносит деньги, а то, что приносит удовольствие.

К тому же я ведь не только ресторанами занимаюсь. Сейчас, например, я возрождаю заброшенные лавандовые поля в Крыму, которые точно не принесут мне никакой прибыли, и даже более того, я на 99% уверен в том, что у меня их отберут, потому что всегда найдутся люди, у которых найдутся ресурсы, силы и возможности перепахать эти поля и посеять там то, что приносит прибыль.

Там ведь место очень красивое: озеро, рядом море. Можно картины писать, фотографироваться. Но в основном все, конечно, говорят: «О, домик бы здесь! А лучше десять - и продать или сдавать». Все как у Чехова в «Вишневом саде».

- А вам зачем лаванда в Крыму нужна? Для лавандового масла или для красоты?
- Для красоты, конечно. Я могу дать вторую жизнь заброшенным лавандовым полям - их двадцать лет уже никто не обрабатывает. А еще виноградники…

- У вас же Крыму недвижимость есть?
- Двадцать лет назад я купил в Крыму дачу. Между мной и морем были заброшенные виноградники. Вы представляете себе, как ужасно выглядят заброшенные виноградники? Заросшие камышом, с упавшей шпалерой! Во-первых, это зрелище не слишком привлекательное - «Сталкера» можно снимать. Во-вторых, я понял, что это все скоро, извиняюсь, похерят, и там начнутся стройки. И тогда у меня вида на море не будет. Что делать? Я начал постепенно возрождать эти виноградники. Сначала один кусок, потом другой.

- Купили виноградники?
- Нет. Я пришел к директору совхоза. Он говорит: «Я могу только сдать в аренду на один год и только своему сотруднику». «Хорошо», - сказал я, устроил своего управляющего к ним на работу, директор подписал с ним договор на один год. Так я получил какую-то юрисдикцию - договор аренды на один год. Это был первый шаг.

Потом я занялся той частью виноградника, которая была совсем плохой: снял плантаж, проложил дренаж, нанял виноградаря, посадил лозу, протянул шпалеру - через пять лет получил урожай. Но виноградник-то не мой, поэтому урожай - совхозу. Там ко мне отношение уже другое. Мне говорят: «Давайте еще вот этот, совсем больной участок восстановим?» Я говорю: «Давайте». Посадил отличный виноград, уже знал, какой сорт нужен. Потом говорю: «Давайте я вот эту часть сделаю, она уже совсем заброшена, там уже вот-вот дома строить начнут». Они говорят: «Нет, не надо, мы уже сейчас эту территорию списываем, продаем». Но я подсуетился, уговорил, чтобы ничего там не строили.

- А сейчас виноградники все в том же не очень устойчивом юридическом состоянии?
- Абсолютно.

- И вы не хотите их как-то на себя оформить?
- Не хочу и не могу. Я беру себе 10% урожая и делаю вино и шампанское уже в течение двадцати лет. Только в совхоз звоню: «Не пропустите урожай». В этом году сам нанял людей, чтобы его собрать и отвезти, - насколько у них там все плохо.

- А если очередное руководство этого совхоза захочет продать все-таки эту землю под застройку?
- Уже не захочет. Понимаете, продать хороший, действующий виноградник даже на Украине при том бандите, что у них был, сложнее, чем заброшенный. Есть журналистское сообщество, есть еще какие-то силы, которые не допустят этого. Хотя при Януковиче было очень сложно удержать, приходилось не только урожай отдавать, но и приплачивать, чтобы не списали. А теперь есть программа по сохранению виноградников, и я совершенно спокойно себя чувствую.

- Лавандовые поля и виноградники обходятся дороже школы?
- По сравнению со школой это недорого. Но я и не могу купить эту землю. Вернее, могу, мне говорят: «Пожалуйста, купи». Но таких денег у меня нет даже близко.

В 2006 году ходили разговоры, что вы продаете деревню Мандроги владельцу «Евросети» Евгению Чичваркину. Почему не продали?
- Во-первых, он торговался. Не давал нормальную цену. Во-вторых, ему не до того было. Он хотел-хотел, но не был готов.

- А зачем вы расставались с этой деревней?
- Я с ней не расставался, она и сейчас моя. Я полупродал-полуподарил только 10-процентную долю генеральному директору, он стал моим партнером.

- То есть вам Мандроги в какой-то момент стали неинтересны?
- Почему неинтересны? Интересны. Я горжусь этой деревней. Участвую в принятии стратегических решений, но тактически я ими уже почти не управляю - я редко там бываю.

- Вообще из бизнеса что-нибудь продавали?
- Нет. Только маленькие доли, когда было совсем плохо. Были два или три случая, когда я выкупал проданную долю, если покупатель говорил мне, что она ему не нужна больше.

А сейчас моя стратегия в том, чтобы иметь как можно больше работающих партнеров. Я продаю маленькие доли бизнеса своим сотрудникам. Часто приходится их уговаривать и агитировать, потому что многие не хотят. Три года назад у меня были один-два партнера. Теперь у меня их уже десятка полтора. Партнерами могут быть и управляющие, и низовой персонал. Они получают дивиденды в конце года.

- Вы хотите, чтобы весь персонал стал совладельцем вашего бизнеса?
- Нет, всех - это я сойду с ума. Понимаете, один человек - мало, а все - много. Сколько надо - не знаю.

- А если люди уйдут из вашей компании, то они перестанут быть совладельцами?
- Нет, юридически он может перестать работать и получать дивиденды, но мне кажется, что если сотрудник стал моим партнером, то он и не станет уходить - во многом именно для того, чтобы человек не переставал работать у меня, я и предлагаю ему купить долю в бизнесе. С моей точки зрения, это самый корректный и честный путь привязать человека к компании. И если человек является партнером, но уходит с работы, значит, то, чего я хотел, у меня не получилось. Это игра такая, она мне по-своему важна.

- Вот в Мандрогах вы пытались коммунизм построить, чтобы все там было бесплатно.
- На определенном этапе мы ввели там даже свой «сухой закон». Но в какой-то момент мы поняли, что его надо отменять, иначе люди начнут нарушать его. А зачем смотреть на то, как люди нарушают закон, и делать вид, что ты этого не замечаешь?

А когда мы только начинали строить Мандроги, мы действительно говорили, что да, здесь все бесплатно - питание, проживание. Но потом поняли, что нужно вводить плату. Почему? Например, один человек занял большую квартиру, а семья из трех-четырех человек ютится в маленькой комнате. Как у этого забрать и этим отдать? Мы ввели плату и наполовину решили этот вопрос.

- То есть вам теперь идея бесплатности не кажется интересной?
- Дело не в идеях. Это было правильным, но экстравагантным решением. Хороший бизнесмен умеет принимать решения, которые всем поначалу кажутся идиотскими. В Мандрогах было много экстравагантных решений. Люди, например, сами себе зарплату назначали.

- То есть вы любитель экспериментов со стимулированием людей разными способами?
- Только отчасти. Я же не обучен тому, что одну задачу надо решать так, а другую - иначе. Обученные люди зачастую мыслят шаблонно.

- Вы сами себя кем считаете: ресторатором, бизнесменом, меценатом?
- Конечно, я ресторатор, хотя иногда мне стыдно, что я потратил свою жизнь на эту сферу, потому что сегодня ресторанный бизнес бурлит глянцем, модой. Модная еда - это уже полный бред. Люди, которых называют ресторанным сообществом, говорят, какая еда в тренде, какая нет, то есть из идиотов делают полных идиотов, а потом увлекаются этим идиотизмом и сами становятся идиотами.

- А вы какую еду делаете?
- Разнообразную. Я бы сказал, настоящую. Честную.

- Честная еда - это когда из свежих продуктов?
- Нет. Есть такая версия. Даже профессионалы некоторые утверждают, что хороший повар - это повар, который, получив качественные продукты, приготовит блюдо, не испортив их.

- Разве не так?
- Бред сивой кобылы! Я могу пойти на рынок и из всего того, что обычно выбрасывается, приготовить вам такой обед, вкуснее которого вы ничего в жизни не ели.

- Правильно мы понимаем - доходность ваших ресторанов зависит от туристов?
- Убери туристов - и я банкрот. Уникальность моего бизнеса в том, что я работаю в двух направлениях. В Петербурге есть предприятия, которые кормят только туристов. И есть много ресторанов, которые специализируются на местных гостях. А у меня как-то так с первого ресторана - «Подворья» - получилось, что мы и большие потоки туристов кормим, и нетуристов тоже.

- Ваше «Подворье» не так давно сожгли. Выяснилось, кто это сделал?
- Я так полагаю, что ресторан подпалили конкуренты. Либо дорогу мы кому-то перешли. Либо была надежда, что в связи с тем, что «Подворье» сгорит, поток туристов можно будет перехватить. Но ни то ни другое не сработало.

- И никого не нашли?
- Наши правоохранительные органы вообще не работают - они обслуживают только себя и очень высокую власть. А народ они не обслуживают, просто закрывают дело, и всё.

- Когда вы беретесь за реставрацию памятника, вы сразу понимаете, как его потом использовать будете?
- Не всегда. Например, Певческую башню я брал специально под рестораны. Перед реставрацией замка Бип я вообще не знал, что там будет. Мне сказали, что надо что-то указать. Ну, я указал, что будет галерея. И только в конце реставрации понял, что там будет отель. У меня не было цели делать там бизнес. Целью была реставрация памятника.
Сейчас если мне предложат на человеческих, а не кабальных условиях Царскосельский вокзал, я вложу туда в реставрацию большие деньги, которые я вообще никогда не верну.

- Ваш отель в замке Бип** очень дорогой. Это потому, что спрос на него такой большой?
- Я не хочу, чтобы он был забит гостями. Сейчас процент заполняемости этого отеля близок к нулю. Я могу снизить цены или войти в какую-нибудь гостиничную сеть и получать от Бипа больше прибыли. По ценовой категории я могу сделать Бип более доступным, но тогда весь флер уйдет. Это будет приносить больше денег, но мне это будет неинтересно, потому что передо мной другая задача: сохранить эксклюзивность, сохранить стиль этого полупустого замка.

Я вообще люблю делать рестораны, которые приносят мало прибыли. Трудно это понять - какой идиот будет это делать? Но тем не менее. Для меня основное целеполагание - это делать максимально интересные проекты.

Для примера - есть Тарковской или Феллини, а есть Голливуд. И продюсер может себе сказать: «Не надо мне больше Голливуда, я хочу создать интересный продукт». Вот, чем я сейчас занимаюсь.

- Есть еще у вас какая неголливудская фантазия?
- Есть идея, которую я уже вот-вот начну реализовывать. Я еще не знаю, в каком месте, но у меня есть предощущение: 90%, что я начну.

- Ресторан?
- Это, к сожалению, ресторан. Эти рестораны мне уже надоели. Вот я сказал на собрании: «Может, мы не будем делать ресторан? Давайте, построим триумфальную арку!» Но, видимо, прагматизм возьмет верх, потому что есть молодые люди, которым нужны деньги, они хотят роста, поэтому, наверно, будем все-таки делать ресторан. Но тогда это ресторан не с таким откровенным предназначением, как обычно. Эксклюзивный ресторан с искусственно ограниченным количеством посадочных мест для экзальтированной, очень тщательно подобранной целевой аудитории - в ущерб прибыли.

- Вы знакомы с Путиным. Понимаете его?
- Нет, не понимаю. Раньше чуть-чуть понимал, а теперь вообще не понимаю. Он изменился колоссально.

- То есть вы не знаете, чего он хочет?
- Никто точно не знает. И я допускаю, что он сам тоже точно не знает. Потому что люди вообще редко в точности знают, чего они хотят. Они только иногда говорят, что точно знают.

- Но мы живем в стране, где от мнения одного человека зависит все.
- Мы не живем в такой стране, мы живем в таком периоде. Это тоже временно.

- А куда мы катимся - в глобальном смысле - вы понимаете?
- Кто «мы»? Россия? Что будет в России - не так важно. Надо думать, что будет вообще с человечеством.

Сергей БАЛКЕВ, Всеволод ВОРОНОВ

Сергей Гутцайт - известный петербургский предприниматель и меценат, владелец нескольких гостиниц, десятка разнообразных ресторанных проектов в Павловске, Пушкине и Ялте, а также создатель грандиозного туристического аттракциона - деревни Верхние Мандроги на реке Свири в Ленинградской области. Помимо коммерческих проектов, уже несколько десятилетий Гутцайт занимается реставрацией исторических памятников: на его деньги были отремонтированы павильон «Круглый зал» в Павловском парке, Певческая водонапорная башня в Пушкине, крепость Бип , дом коменданта Павловска Роттаста и дача архитектора Александра Брюллова. На территории последней Гутцайт разместил созданную им по подобию Царскосельского лицея школу для мальчиков , которой только что исполнилось 20 лет.

В этом году ресторатор запустил свой самый неожиданный и демократичный проект - кафе «Борщ» на тихой Московской улице в центре Пушкина. В заведении в спартанской обстановке готовят одно единственное блюдо - борщ, причем стоимость порции покупатель определяет сам: заплатить можно столько, сколько считаешь нужным. А совсем недавно Гутцайт объявил о еще более удивительных планах : он взял в аренду большой участок земли в Гатчинском районе Ленинградской области и начал строить на нем свою деревню-утопию «Хорошее время» - экопоселение, в котором будут выращивать органические овощи и фрукты и разводить скот. Волонтерам, которые захотят жить и работать в коммуне, предлагают минимальную зарплату, но одновременно полный пансион: бесплатное комфортное жилье, бесплатную еду и развитую инфраструктуру - с театром, бассейном и ландшафтным парком, созданным по образцу Версаля.

The Village побывал в кафе «Борщ» и поговорил с Сергеем Гутцайтом о его карьере ресторатора, новых проектах, отношениях с дизайнерами и маркетологами, социальных столовых и любимых ресторанах.

Сергей Гутцайт

президент «Гутцайт-групп»

Об открытии «Борща»

Как появилась идея открыть «Борщ»? Здесь сразу два важных момента: во-первых, мне интересны монопроекты - заведения, где готовят только одно блюдо. Мне кажется, это очень здорово. Вторая идея, которая волнует меня много лет и к реализации которой иду разными разными путями: я считаю, что цену должен назначать покупатель, а не продавец. Я в этом направлении уже ввел много разных новшеств, но здесь мы приблизились к цели максимально близко: в «Борще» каждый платит столько, сколько считает нужным.

Я долго думал: если делать ресторан одного блюда, то какого? Задавал этот вопрос и себе, и многим знакомым. И в какой-то момент стало ясно, что это должен быть суп. Суп - это хорошо и правильно. Это и первое, и второе, и на завтрак можно съесть, и на обед. Я сомневался между солянкой и борщом, но в итоге остановился на борще. Мне кажется, в любой семье борщ - это главное, нет более популярного блюда ни в России, ни на Украине. Вот еще почему борщ: он ассоциируется с Украиной, а мне хотелось подчеркнуть, что для меня Россия и Украина - почти одно и то же, для меня это что-то целое. Может быть, когда-нибудь я бы организовал фестиваль борща, в приготовлении которого соревновались бы россияне и украинцы - в хорошем смысле соревновались. Это ведь так принято говорить «украинский борщ», «русский борщ», «польский», «ростовский», «ленинградский», но на самом все это условности: борщей можно тысячу разновидностей придумать. У нас в меню, например, всегда есть два обязательных - постный и мясной, - но мы готовы выполнить любой заказ: у нас вот кто-то попросил из крокодила борщ - и мы приготовили из крокодила.

Борщи делятся на постные и скоромные. Скоромные, то есть мясные, могут быть из разных сортов мяса, птицы, дичи, из разных отрубов. Я, например, очень люблю борщ из головизны - из свиной головы можно сварить борщ, из говяжьей, борщ из баранины прекрасный может быть. Борщ - это же общее название, как у арабов шурпой или чорбой называют все супы, а в Одессе говорят «жидкое», это может означать все что угодно. У нас это не совсем так, но борщ все равно близок к этой логике. У Молоховец, например, есть «борщ из синдерея» (тогда говорили не «сельдерей», а «синдерей»), и вот представьте - «Борщ из сельдерея»: там никаких привычных ингредиентов, просто суп из сельдерея она назвала борщом.

О стиле чип-энд-изи и работе с дизайнерами

Что такое современное искусство - вот эти перформансы, поп-арт, китч. То, что вы видите в «Борще», - конечно, перформанс. Вот это все: эта гигантская люстра, портреты премьер-министров. Мне очень надоело работать с дизайнерами. Я сначала пригласил дизайнера, она сказала, что это будет стоить вот столько. И начала что-то там рисовать, что-то думать, как-то к этому серьезно подошла. В итоге я устал править, заплатил ей деньги, потом пришел и за 10 минут сказал, что и как делать. Я в последнее время только так и работаю, даже без эскизов, просто говорю: здесь подрежьте, здесь подбейте, цвет такой. Мне так очень нравится.

Я придумал новый стиль чип-энд-изи - дешево и легко, «не парьтесь». Надоело: куда бы ты ни пришел, видно, что работал дизайнер - или очень хороший, или просто хороший. Надоело видеть деньги и видеть профессиональную работу дизайнеров, хочется уже открыть предприятие, где и денег нет, и ничего сложного нет, а просто все по-человечески. Ну вот мне кажется, здесь это очень хорошо получилось.

О расширении концепции и втором кафе

Мы недавно немного расширили концепцию. В 11:00 - мы, как и прежде, открываем «Борщ», а с восьми до 11 теперь готовим каши. Просто меняем вывеску: утром висит вывеска «Каша», а потом - «Борщ». Получается два заведения в одном месте. Сейчас я сам по утрам торгую кашами. Если посетителей нет, выхожу на улицу, заговариваю с людьми, приглашаю их попробовать. Вот несколько человек сегодня зашли, мы с ними пообщались.

У нас есть наша фирменная каша «Мандроги» - готовим по секретному рецепту. Мы ее изобрели в Верхних Мандрогах, она очень сложно готовится, никто не может понять как. Все это правда: президент приезжал, ел эту кашу, хвалил, приезжал в следующий раз - снова ее ел, хвалил, советовал своим друзьям. Она действительно того стоит. Эта каша в меню есть всегда. А вторая - каждый день новая. Каш ведь может быть тоже сотня видов: на разных крупах, на разных основах, молоке, соках, с разными добавками.

Скоро у нас будет два «Борща». Второе кафе откроется рядышком, в 300 метрах от первого. Мы взяли в аренду помещение, делаем ремонт и 1 декабря примерно откроем. Почему рядом? Просто подвернулось хорошее помещение, если бы мы его не взяли, взял бы кто-то другой - так-то, может быть, мы бы и в другом месте открылись. Там будет концепция «два в одном» - «Борщ» и рюмочная, они будут вместе, но как бы чуть-чуть отдельно. Все будет устроено старомодно, точно как в 60-70-е. Второй «Борщ» по оформлению будет очень похож на первый, может, даже снова повесим портреты премьер-министров. Там я тоже зашел, сказал: «Вот здесь в зеленый цвет, здесь - в красный, здесь - полку, здесь - буфет, а здесь рукомойник ставим».

Об убытках и бесплатной франшизе

Я объясню, в чем дело: просто мне 67 лет, я могу позволить себе не зарабатывать деньги, а тратить их. Более того, считаю, что потратить деньги сложнее, чем заработать. А потратить их со вкусом - это вообще не каждому дано. Вот я этим и занимаюсь. Денег у меня немного, поэтому я позволяю себе такие небольшие убыточные проекты.

Вообще все, что я сейчас делаю, - убыточные проекты. Для меня это просто принципиально: не зарабатывать денег. Ни «Борщ», ни другие рестораны ничего мне не приносят, но зато они дают кому-то работу, зарплату - и довольно приличную. У меня есть человек, который талантливо торгует борщом. Я придумал проект и как бы ему подарил. И вот теперь он что-то на этом зарабатывает, во всяком случае, его зарплата стала не меньше, а больше.

Наша аудитория делится на две группы: те, кто приходят первый раз, и те, кто возвращается снова и снова. Как ни странно, есть посетители, которые приезжают специально: вот недавно, например, приходила семья, мы с ними поболтали. Они рассказали, что услышали о «Борще» и специально приехали из Всеволожска. С какой целью - трудно сказать: может быть, подумывают открыть что-то. Сейчас ведь все ищут какие-то идеи. Многие приходят с этим ко мне: «Нельзя ли у вас поработать?» Я говорю: «Да пожалуйста, работайте! Платите мне 100–200 рублей в день и работайте». Я их быстро расшифровываю, спрашиваю: «Вы же хотите научиться, а потом эту модель украсть?» Они отвечают: «Ну да». Я говорю: «Ну так я вам с удовольствием ее подарю! Я готов выступить бизнес-ангелом, готов не только что-то посоветовать, но даже помочь». Вот сейчас у меня есть такой человек, вокруг меня крутится, крутится. Я ему объясняю сложности, рассказываю, что получится, что - нет. Все дело в том, что сделать франшизу в таком формате невозможно, а другой - где будут деньги, будет возможен полноценный учет, планирование, фиксированная цена - мне просто не интересен.

О профессии повара

Я вырос в Одессе, там и начались мои первые кулинарные опыты, лет в 10. Ну там, придем с мальчишками, мама оставит на одного обед - что-то в кастрюльке, а нас пришло человека три-четыре, так что из порции на одного надо сделать больше. Ну и начинаешь: начистил картошки, нарезал огурцов, перцев, нашел в холодильнике колбасы какой-нибудь. Это были совсем детские экспромты, но все получалось, было интересно. Дальше, лет в 14, путешествие на плоту по реке Днестр, неделю мы наверное спускались. Надо было что-то есть. Мы плывем, с одной стороны - Украина, с другой - Молдавия, август месяц, с обеих сторон - поля: подсолнечник, картофель, в реке - рыба. Ну и вот там мы жили на подножном корму, что-то изобретали. Кто-то зарезал барашка, нам дали четверть. И вот мы первый раз готовили большой кусок мяса на вертеле над костром. Потом был парусный спорт. Естественно, я был не только рулевым, но и коком. Уходили на большой крейсерской яхте на месяц, на два. Команда - от трех до шести человек. Заход в порт, поход на рынок, денег мало, выбираешь что подешевле, из этого надо приготовить разнообразную вкусную еду. Вот этот опыт пять-шесть лет. А потом уже в Петербурге - профессиональное открытие ресторанов.

В каждом из наших проектов есть шеф-повар, но меню все равно я создаю сам, выступаю в роли бренд-шефа - во всяком случае, на старте. Создание концепции, разработка меню, его обновления - все это моя компетенция.

О коммуне-утопии «Хорошее время»

С детства люблю рынки - это мое хобби. Сам выращивал сельскохозяйственную продукцию, сам торговал на рынке, вообще считаю, что производство сельскохозяйственной продукции, качественной и экологически чистой - это одно из самых благородных занятий сейчас, даже более благородное, чем медицина, образование или культура.

И сейчас я строю новый проект. Мы его называем кибуц «Гут Цайт», или коммуна «Хорошее время» (Кибуц - название сельскохозяйственных коммун в Израиле, для которых характерно общее имущество и равенство в труде. - Прим. ред.) . Это будет крестьянско-фермерское хозяйство, мы взяли в аренду 350 гектаров земли и уже даже начали выращивать там овощи. Но я хочу делать это в виде сказки. Планирую построить там маленькую деревню - очень красивую, замечательно красивую деревню, где будут жить замечательные счастливые люди, у которых будет свободный труд. Это такая утопия, где люди будут жить в шикарных условиях, там будет клуб, бесплатная еда, бесплатное жилье - очень комфортное, лучше, чем у богатых людей в Европе. Жители коммуны будут волонтерами, они будут выращивать овощи, птицу, мясо, кто что захочет. Будем культивировать, например, картофель, в том числе его экзотические виды, возрождать утерянные сорта. Проект уже запущен, надеюсь, через пару лет закончим строительство.

О проекте социальных столовых и политических партиях

Примерно через месяц, максимум через два-три, я открою еще один очень интересный проект. Без меню. Идея в том, что вы приходите туда, а вам говорят: «Сегодня есть это и это». Знаете, как это было принято в XIX веке - гостеприимный дом, где каждый день за обедом собиралось 10–15 человек. Мне захотелось этот формат реализовать в виде маленького ресторанчика: шеф идет утром на рынок, покупает то, что приглянулось, и из этого готовит.

И еще мы открываем две столовые. Одна вот уже работает прямо по соседству с «Подворьем». Это была служебная столовая, а теперь мы решили открыть ее для всех. Цены там очень низкие. Вы можете посмотреть: почти все стоит 10–15–20 рублей, 40 рублей - самое дорогое мясное блюдо. Все это мы отдаем даже не по себестоимости, а по себестоимости продуктов. Так это работает для сотрудников, а любой обычный посетитель должен просто заплатить 100 рублей за вход, а потом может выбирать все, что хочет.

Мы готовы выполнить любой заказ: у нас вот кто-то попросил из крокодила борщ - и мы приготовили из крокодила

Но это только первый шаг: я готовлюсь к открытию большой столовой в Пушкине. Купил здание в центре - как раз то, где находится «Борщ», - и скоро оно станет большой столовой. Это будет социальный проект - для всех. Там будет два входа. Один - это кафе: сел, взял меню, расплатился. Второй - столовая с ценами по себестоимости продуктов. Но за вход надо будет заплатить, и если здесь это всегда 100 рулей, то там будет разная цена - от 50 рублей. Скажем, если есть очередь, то без очереди можно будет зайти, заплатив 100 рублей.

Таким образом, окончательную стоимость будет формировать покупатель. Те, кто победнее, могут приходить пораньше, когда нет очереди, те, кто побогаче, - в любое удобное время. Это тоже проект некоммерческий, я просто отрабатываю модель. Может, если все будет удачно, то через год-два мы выйдем в ноль (я просто забуду про деньги, которые вложил в покупку и ремонт здания). Но это не важно. Эта модель сегодня нужна партиям. Сегодня политические партии тратят много денег на всякие обещания, на вранье, пусть лучше тратят деньги на что-то полезное. И я хочу эту модель отработать и подарить какой-нибудь партии. И уж кто захочет - «Единая Россия», «Справедливая Россия», «Яблоко» - пусть открывает такие социальные столовые. Но нужно, правда, сделать еще, чтобы там было вкусно. И я готов отдать им эту бесплатную франшизу, но при условии, что смогу говорить, что должно быть в меню, какой должна быть стоимость и как все это готовить.

«Доктор Живаго» , например. Он, правда, дорогой, но хороший. Там тоже, конечно, много наносного, много тебя дурят, но дурят здорово! Отличная кухня, отличный интерьер, очень хорошо подобран персонал, макияж, одежда, прически - все безукоризненно, но чересчур пафосно. Все-таки они играют на каких-то низменных качествах людей, таких как тщеславие, - делают ставку на это. Знают, какие струнки зацепить. А мне не хочется никакие струнки цеплять, не хочется психологии, мне хочется простоты.

И да, я скажу: мой любимый ресторан, в который я прихожу и всегда остаюсь в восторге, - это Kentucky Fried Chicken (имеется в виду сеть ресторанов быстрого питания KFC. - Прим. ред.). Я там всегда ем только острые крылышки и запиваю их пивом или кока-колой, если за рулем. Ничего вкуснее для меня нет. И иногда приглашаю людей туда. Вот я недавно пригласил. Мы ехали куда-то на совещание, говорю: «Я вас приглашу в ресторан». Для меня это праздник. Более вкусной еды просто не бывает. Да, это невозможно есть каждый день, еда эта не очень здоровая, но она и не такая уж вредная, как говорят. Но зато я кайфую - и не только я, уже всех подсадил на это. Правда, когда люди только узнают об этой моей любви, они восклицают: «Да ты с ума сошел! Ресторатор называется!» Но они просто ничего не понимают.

Сергей Гутцайт арендовал 350 га в Гатчинском районе Ленинградской области, где намерен построить коллективное хозяйство - кибуц с производством экологически чистой продукции, пишет «Новый проспект» .

Часть земель займут жилые и производственные здания. Предусмотрена социальная инфраструктура для жителей: театр, бассейн, ландшафтный парк с фонтанами. Здания будут повторять облик знаковых объектов культуры, сообщает издание: например, коровник - копия Эрмитажа, сад - копия Версаля и т.д. Значительная часть площадей отводится под сельское хозяйство. Здесь планируют выращивать овощи и разводить домашний скот. Предполагается, что трудиться в этом колхозе будут волонтёры, живущие на полном пансионе.

Инвестиции в проект оцениваются в 500 млн рублей. Это будут собственные средства Сергея Гутцайта.

Сейчас работы в стадии проектирования, основные параметры комплекса не раскрываются. «Меня не интересует быстрая прибыль: мы не обслуживаем кредиты и на нас никто не зарабатывает, потому я имею право создавать то, что мне действительно интересно. Но я думаю, проект может стать прибыльным», - комментирует г-н Гутцайт.

Сергей Гутцайт - основатель и президент Gutsait Group, в которую входят рестораны «Подворье», «Адмиралтейство», «Эрмитажная кухня», «Пивная кружка» (в Колпино и в Пушкине), «Уно кафе» и пр. Его усилиями отреставрирована Певческая (водонапорная) башня в Пушкине. Другие объекты предпринимателя-мецената: бутик-отель и ресторан в замке БИП (бастион императора Павла), бывший дом коменданта Павловска барона Ротаста (в нём живёт сам Гутцайт), дача Александра Брюллова (её реконструировали под лицей им. Горчакова) и пр.

Ресторатор, учредитель школы имени Горчакова, владелец туристической деревни Верхние Мандроги и отеля в замке Бип превратил руинированный особняк в современное жилье, насыщенное Антиквариатом.

Бывший дом коменданта Павловска барона Ротаста к началу 2000-х находился в таком плачевном состоянии, что желающих браться за его восстановление не было: от постройки середины XIX века, спроектированной архитектором Иваном Потоловым, оставалась лишь часть стен, а крыша и вовсе отсутствовала. Хозяина ресторанов «Подворье» и «Ялта», уже имевшего богатый опыт успешной реставрации памятников архитектуры, буквально уговорили заняться этим проектом, пообещав после восстановления передать здание в собственность. По мнению Сергея Эдидовича, только нестандартный подход помогает придумать комфортное жилье. Планировка для особняка с необарочным фасадом и правда непривычная: вместо анфилады залов - двухуровневое пространство, накрытое прозрачным куполом. Он не виден с улицы, но обеспечивает все сооружение дневным светом. «Сначала ты строишь дом, потом дом строит тебя, - замечает Гутцайт. - Сегодня люди пытаются возводить дворцы, и это глупо. Палаццо нужны для королей, их сооружают не для жизни, а для официальных церемоний и размещения разнообразных коллекций. В итоге площадь используется нерационально».

Сергей и его жена Людмила пользуются пространством почти на все сто, именно для этого они отказались от стен и перекрытий, придумав сложный объем из трех уровней. На первом вокруг атриума расположились кухня и столовая с камином, на втором - гостевая комната, гостиная и кабинет, от которого на чердак-галерею ведет деревянная лестница. Даже ванная комната здесь именно комната, площадью двадцать квадратных метров, с впечатляющим видом на парк. Остальные названия условны: поскольку стен нет, о назначении каждой зоны говорит мебель, практически вся - антикварная. Ее хозяин приобретает при каждом удобном случае. Собственная реставрационная мастерская позволяет покупать предметы обстановки в любом, даже самом убитом состоянии. Среди картин и гравюр есть и счастливые находки: то выяснится, что копия на самом деле оригинал, то листки, годами валявшиеся в букинистической лавке, окажутся работами художника Верещагина. На крымскую дачу уехали стул из дома маршала Маннергейма, на котором сидел Гитлер, и фарфоровый сервиз из царского Ливадийского дворца. Большинство предметов разошлись по другим владениям Гутцайта: в деревню Верхние Мандроги, крепость БИП, рестораны компании Gutsait Group. В этом доме нет трепета по отношению к старинным вещам - всем, в том числе легко бьющимися стеклянными стаканами, в нем пользуются ежедневно.

Хозяева подчеркивают , что особняк не готов до конца, еще предстоит много работы, а собрание предметов, находящееся в нем, по большей части случайно. Все силы уходили то на реставрацию соседней крепости БИП, то на обустройство дачи под Ялтой. Но вкус, как известно, либо есть, либо нет, поэтому даже незавершенность выглядит здесь абсолютно по-дизайнерски.

Текст: Виталий Котов, Ксения Гощицкая, Анастасия Павленкова, Егор Лученок
Фото: Ник Сушкевич, Игорь Симкин, Саша Самсонова, Виталий Коликов

С портрета над гигантским камином хитро улыбается мужчина в самом расцвете сил в мундире с красными лацканами и золотыми эполетами. Наверно, это лейб-гвардии Преображенский полк, скорее всего, начало XIX века.

Все сказанное относится исключительно к мундиру, потому что мужчина в самом расцвете сидит напротив и отнюдь не в мундире. На улице ветрено, мы пьем травяной чай с медом, вокруг метровые стены, башни с часами, разводной мост на цепях - все то, что принято называть замком или крепостью.

К фасаду здания прикреплен двуглавый орел с мальтийским крестом, на флагштоке - флаг морских крепостей, а рядом с полосатыми воротами начертано "Валъ сей остатокъ укрьплениiя сдъланнаго шведскимъ генераломъ Кронiортомь вь 1702 году, когда онъ будучи разбитъ окольничимъ Апраксинымъ, ретировался черезъ сей постъ къ Дудоровой горъ". Эту крепость построил Павел I в 1797-м, а уничтожили то ли немецкие, то ли русские бомбы в 1944-м.

Теперь я пытаюсь понять, зачем Сергей Гутцайт спустя 70 лет восстановил Бастион императора Павла, он же БИП.

Гутцайт, что называется, предприниматель с именем, но по большому счету о нем известны две вещи: у него есть ресторан "Подворье" , и этот ресторан любит Путин . Кто-то еще слышал про Мандроги - удивительную туристическую слободу в 300 км от Петербурга.

Но, кроме этого, Гутцайт скоро уже два десятка лет занимается реставрацией Павловска. "История такова. В начале 1990-х мне позвонил директор Павловского заповедника Юра Мудров и говорит: гибнет памятник окончательно, возьми под крыло, иначе крышка. Это был музыкальный салон, на французский манер - "Салон дю мюзик", в простонародье - "соленый мужик", потому что челядь не могла выговорить французское название. Камерон построил его вблизи первой императорской железной дороги для привлечения публики к железнодорожным путешествиям. Известно, что Николай I вложил деньги в железную дорогу, а она публику вначале отпугивала, и приходилось придумывать разные ухищрения. Но в начале 1990-х решетку вокруг павильона сломали, окна-двери выломали и прямо на полу жгли костры. У нас же рядом с Павловским парком был дом. Как-то гуляли там с собакой, жена ужаснулась: "Вандализм!" А Мудров позвонил на следующий день".

Предприниматель протянул в павильон кабель, устроил сторожку, поставил батарею и нанял охрану. Так продолжалось несколько лет. "Потом я начал говорить турфирмам: вы проинвестируете, я отреставрирую. В общем, никого не уговорил, кроме себя самого. Потихонечку, без лицензии начали делать. Когда наполовину закончили, появился инспектор КГИОП : "Как так? Кто дал разрешение?" Я сказал, что снимаю охрану и рабочих. "Нет, продолжайте! - ответили мне. - Мы будем давать вам советы".

С тех пор Гутцайт платит аренду, а по выходным в павильоне проходят бесплатные концерты: здесь стоит рояль, купленный бизнесменом у отца Ирины Понаровской.

Так же случайно появилась и школа Горчакова: "Тогда еще был Греф, он предложил мне отреставрировать дачу Брюллова: "Перекрытия рушатся, потолки падают, выручай! Быстро оформим тебе аренду". Я сначала отказался, а потом согласился. Понял, что если не возьму этот памятник, то, когда понадобится помещение для школы, его мне просто не дадут".

Распускать команду реставраторов предпринимателю было жалко, и с тех пор он обустраивает 40 га в окрестностях Павловского парка и очень доволен, что после революции здесь не появилось ни одного неисторического здания. "К счастью, кризис приостановил строительную активность в Павловске, эту вакханалию! Правда, все равно как следует поднагадили. Пирамида - гигантская глупость, но люди жадные и глупые. А здесь меня поразило, что такая большая территория - и не испорчена". В одном из отреставрированных домов - доме Ротаста, коменданта Павловска, - он теперь живет сам.

В конце концов Гутцайт решил: "Ладно, возьмусь за крепость". Сергей утверждает, что поначалу вовсе не собирался делать здесь отель и даже не подсчитывал, во сколько обошелся проект: слишком сильно за время реставрации изменилась стоимость денег.

Впрочем, когда-то он говорил, что сделает БИП если не за миллион долларов, то за полтора, но в это верится слабо. Гутцайту вообще можно верить или не верить, когда он рассказывает: "Я, конечно, не против, если деньги вернутся, но это не первоочередная задача", - но в данном случае это даже не важно. Главное - что много десятков лет на этом месте были обгорелые стены, а теперь стоит замок.

Творческий бизнес-путь Гутцайта знал много поворотов. Выпускник Одесского института инженеров морского флота (этот же вуз закончил Михаил Жванецкий) приехал в Ленинград во время расцвета застоя - не нынешнего, а 1970-х годов - и стал искать бизнес-идею. Сначала Сергей решил специализироваться на выращивании укропа и петрушки, потом переключился на мясо, занялся откормом свиней, а затем все-таки вернулся к зеленому бизнесу - луку. В 1980 годах его артель шила из фланелевых пеленок блейзеры.

Сам Гутцайт считает, что никаких метаний не было: "Абсолютно прямой путь. Так все начинают, кто в детстве хотел зарабатывать. Посмотрите как Фридман начинал, как Прохоров - один к одному. А Герман Хан коврами торговал и помогал нам торговать кофточками, пошитыми из пеленок".

Но Сергей все равно опять переключается на съедобную тему: "У меня был знакомый, который привел руководителя турфирмы. Тот возил в Ленинград иностранцев, это были первые-первые иностранные группы, их очень интересовала Россия. Их привозили ко мне на домашние обеды. Сам готовил, сам подавал - наемных работников не было. У меня в то время был дом на Славянке, большой, красивый. Там бывали Собчак, Путин и многие известные люди. И в этом доме я давал для иностранцев домашние обеды. Это оказалось настолько популярно, что однажды ко мне захотели привезти 60 человек. Я ответил: максимум могу 35. И тут товарищ предложил: "Ладно, 35 к тебе на ужин, остальные пойдут в Мариинский театр, на следующий день поменяемся. Я понял, что конкурирую с Мариинским театром, и начал строить "Подворье".

Именно "Подворье" до сих пор один из главных источников доходов Гутцайта, его дойная корова. Проблем хватает: в прошлом году заведение сожгли (восстановление длилось 8 месяцев), многочисленные реставрационные и благотворительные проекты требуют много денег: только на школу им. Горчакова уходит $1,3 млн - по $30 тыс. на одного ученика.

Для развития школы он создал специальный фонд и ради его наполнения готов расстаться с частью активов: "Мандроги - это дочка на выданье, а школа - дите, которое неизвестно, встанет ли на ноги. Проект на начальной стадии и будет еще лет пятьдесят на этой стадии, и, когда я помру, он будет на этой стадии. Когда-то я хотел продать Мандроги, но единственный, кто хотел их купить, был Чичваркин . Но когда дочка становится старше, ты все время снижаешь требования, чтоб не засиделась.

Теперь я не хочу продавать Мандроги. Есть такие объявления: отдам щенка в хорошие руки. Я бы подарил Мандроги, но не абы кому. Подарил бы тому, кто сделает небольшой взнос в школу. Вот моя последняя идея".

Мы ходим по пустому замку вместе с Сергеем и управляющим БИПом Александром Статьиным. В небольшом круглом зале с головокружительно высоким потолком Сергей, не кривя душой, признается: "Мы считаем, что если спальня Павла в замке вообще была, то именно здесь. Смотрите: большие окна, хороший вид, балкон - балконов в замке всего два, и один из них маленький, явно не императорский. К тому же Павел прятался, а здесь была потайная лестница, которая шла и вверх, на шестой этаж, и до подвала вниз. Гатчинский дворец, кстати, строил тот же архитектор (Винченцо Бренна, один из архитекторов Большого Гатчинского дворца. - Ред.). Видели в Гатчине подземный ход? Здесь он тоже был, говорят,­ что выходил в колодец, но мы не нашли".

И маленькая дверца, и витая лестница действительно на месте, только до подвала она теперь не доходит. "Говорят, под апартаментами Павла всегда были комнаты для его фавориток, - добавляет интриги Александр Статьин. - А про подземный ход доподлинно известно, что он пролегал между замком и Павловским дворцом. По-видимому, его засыпало во время бомбежек".

Камин, на фронтоне которого нарисован идиллический пейзаж, метровые в буквальном смысле дрова ("они даже как-то мелковаты. Я сам пользуюсь камином и знаю, что дрова должны быть большие. Закатишь три-четыре бревна - и 3 часа не надо суетиться"), медная ванна, кресла с со спинками, напоминающими капсулу космического аппарата, - БИП не напоминает ни музей, ни отель, это действительно замок, притом вполне жилой.

Впрочем, замок еще не принял окончательной формы. "Привезем орган, это будет событие мирового значения. Ведем переговоры с австрийской фирмой, нам его не очень дорого делают. По воскресеньям будем устраивать органные концерты".

При ответе почти на любой вопрос Сергей Гутцайт сворачивает к любимой теме.

Как вам результат реставрации?

Тут чуть-чуть недоделано. Это как женщина: выглядит красиво, но дайте ей полчаса на косметику - и вы ее не узнаете.

Не вы ищете проекты, а проекты ищут вас?

Не совсем так. Просто из всех проектов, которые либо я нашел, либо они меня нашли, реализуются единицы. Встречаешь сотни девушек, а женишься на одной или на двух.

Чем вам на самом деле нравится заниматься?

Все еще тем, чем и должен заниматься мужчина. Интересны новые проекты, как и новая женщина. Старые проекты, как и женщины, меньше волнуют.

Сейчас наша команда реставраторов работает в Пушкине. Это водонапорная башня, таких было в Царском Селе построено четыре для первого водопровода. Башня, а внизу залы для паровых машин. Взяли в аренду на 49 лет на очень неблагоприятных условиях.

Почему же тогда взяли?

Так руины. Все как обычно: идешь, смотришь - памятник гибнет, сердце кровью обливается.

Конечно, когда я смотрю на разрушающиеся памятники, то прикидываю, какие из них я могу спасти. Прикидываю по своим ресурсам. И так, мне кажется, я слишком замахнулся. У нас же амбиции не соответствуют возможностям.

А Путин помогает? Есть ведь такое магическое словосочетание - "друг Путина"…

А кому такой слух мешает? Мы познакомились еще до президентства. И я иcпользовал эту репутацию в хвост и в гриву. Но я всегда говорю: никакой я ему не друг. У него вообще нет друзей, а таких, как я, много.